Художника Анатолия Баратынского неоднократно и обоснованно называли экспериментатором – и за то, что он прокладывает свой путь в искусстве, обращаясь к новым, им же изобретенным техникам письма, и за то, что, используя традиционные, классические, техники, он находит к ним отнюдь не традиционный, сугубо индивидуальный способ подхода, и за то, что он с удовольствием комбинирует все эти механические условия реализации художественного замысла. Не самого ли себя, не свой ли собственный творческий путь художник изображает на одном из полотен серии «Медицина»? Там, где над сигнатурой «Pharmakeutes» кипит типичная средневековая алхимическая работа, с колбами, ретортами, саламандрами и прочей характерной атрибутикой. Правда, объектом этой бурной деятельности является не мистический философский камень, а пациент, живой человек. И здесь важно понять, что «эксперименты» Баратынского были бы гораздо менее притягательны, если бы ограничивались исключительно технической стороной. Эксперимент, который ставит художник в своем творчестве, давно уже вышел за рамки поисков нестандартной манеры письма; он охватывает новые и новые плоскости художественного космоса. Но прежде, чем поговорим об этих новых экспериментальных пространствах, отметим некие важные точки «эволюции» творческой мастерской Анатолия Баратынского. Несколько лет назад художник обратился к нераскрытому полностью и до сих пор потенциалу обыкновенной акварели, и достиг такой виртуозности, что иной зритель и не подозревал, в какой технике выполнены пленяющий взор фактурные листы. Отталкиваясь от этих акварельных работ Баратынский переходит к работе с ассоциативным образом – и возникают серии абстрактных композиций, вечных поисков как гармонии, так и антагонизма цвета и формы. Но спустя некоторое время художника опять начинают привлекать фигуративные изображения, и так появляются своеобразные «графические» полотна, о необычной технике исполнения которых уже написан ряд исследовательских материалов (ее называют и «дагерротипной», и «фотомонохромной», и «пиксельной»).
Что же это за особые эксперименты мастера, кроме как в области «секретов творческой кухни»? Во-первых, это эксперимент со временем, попытка материализации его, олицетворяющего Общность Различных Историй (истории семьи – серия работ «Мои недальние предки», истории науки – серия «Медицина», истории архитектуры – обращение к изображениям как старинных итальянских синагог, так и современных тель-авивских башен, истории природы, истории искусств…), с помощью существующих художественных средств. В нашем представлении Время и История всегда ассоциируется с определенным цветовым спектром – например, период начала XX века большинство людей воспринимает как некую дерганную монохромную картинку желтоватых тонов, что продиктовано тем, что именно так сохранил нам память об этом времени кинематограф и фотография. Используя этот эффект, Баратынский берет на себя смелость придавать ощущение времени своим работам. И добивается этого.
Во-вторых, эксперимент со зрителем. Может быть и есть художники, пишущие для Вечности и Бога, и не нуждающиеся в созерцании их творений простыми смертными, но Баратынский, в первую очередь, обращается к сетчатке глаза и мозга конкретного человека. Зритель попадает в плен завораживающих глаз вспомогательных элементов картины, как птичка в клетку (не спроста же художник использует некое подобие ячеек-пикселей). Не об этом ли в 1968 году писал поэт Леонид Аронзон?
Есть между всем молчание. Одно.
Молчание одно, другое, третье.
Полной молчаний, каждое оно -
есть матерьял для стихотворной сети.
А слово – нить. Его в иглу проденьте
и словонитью сделайте окно -
молчание теперь обрамлено,
оно – ячейка невода в сонете.
Чем более ячейка, тем крупней
размер души, запутавшейся в ней.
Любой улов обильный будет мельче,
чем у ловца, посмеющего сметь
гигантскую связать такую сеть,
в которой бы была одна ячейка!
There is a silence between everything. One.
One silence. A second, a third.
Full of silences. Each of them is: 
the material for a net of poems.

And a word is the thread. Pass it through
the needle and you make a window with word-threads –
now silence is framed
and it is the cell in the net of a sonnet. 

The greater the unit, the larger
the dimensions of the soul that’s caught up in it.
However abundant the catch it will be less

than that of the fisherman, who dares to dare
to tie such a gigantic net
in which there would only be one space.

(Translated by Richard McKane)

В-третьих, эксперимент с самим собой. На вопрос «Что такое художник?» Баратынский отшучивается: «Думающая личность с хорошим воображением плюс хорошее знание материалов и их химических особенностей». А может и не отшучивается. Позиционируя себя как представителя «нового реализма», он и не думает запихивать себя в какие либо ограничивающие рамки. Развивая мысль предшественников-концептуалистов о том, что «единственная достойная задача художника — генерирование идей и концепций», Баратынский наглядно показывает, что материальные средства выполняют роль не только возбудителя представлений, но и зеркала, отражающего личность художника.

Михаил Король