Семья моя родом из Белой Церкви. Все в семье были хасиды, все рукастые. Дед мой был сапожник высшего класса, а отец – ювелир. Так что полудрагоценные камни в памяти с детства – аметист, топаз… Про отца было семейное предание что он сделал Графине Броницкой серьгу взамен потерянной, и она не могла отличить какая из двух замена. Потом отцу пришлось отказаться от профессии (ювелирка стала “мещанством”, признаком эксплуатирующего класса) – и он стал преподавать гимнастику, так как спортсменом был всегда хорошим. Я родился в Киеве в 1927-м. Отец погиб на войне, а мы были в эвакуации в Ташкенте. Помню как-то нам, т.е. детям, учитель отловил черепах и сварил из них суп – очень вкусно было. Но это конечно особое воспоминание, так то мы там не черепаховыми супами кормились…

Очень рано начал рисовать и вырезать из бумаги. Был у нас такой кружок художественной вырезки во Дворце Пионеров. Преподаватель, Виктор Петрович Шевченко, устраивал такие показы на аудиторию, и брал меня с собой – он рассказывал, а я делал тут же. Например, самолетик, который можно сразу запустить и он летит через весь зал и пропеллер крутится. Ворона, которая открывает клюв или фигурка девочки на подставке, из одного куска – дунешь и она побежит.

Во время войны учеба была нерегулярная. В Сталинобаде отучился два года на военной кафедре, Ушел по болезни – счастливая случайность. В Ташкенте учился в Артиллерийской спец школе, потом уехал в Ленинград и поступил там в Институт Авиаприборов. А через год – в 1947-м – поступил в Мухинское Училище, на отделение художественной обработки дерева. Работал после окончания в Строительно Монтажном управлении, занимался столяркой и резьбой. Как-то летом, когда все разъехались из города, мне повезло – достался заказ делать резьбу Худ. Фонду в Еврейской столовой, ставшей после 57-го примерно Сибирской Пельменной. После этого начал работать в Худ. Фонде. Где-то в 59-м начал задумываться о поступлении в Союз Художников, для этого стал активно выставляться. Выставлял в основном всякое зверье. Некоторые были “с патентом” – как например мишка с бутылкой, а некоторые – пингвины, коты, совы – появлялись как “портреты” знакомых. Котов у меня купил Русский Музей. С Аленой (которая на самом деле Галина Николаевна), мы вместе уже 53 года.

В Израиль мы приехали в 73-м, Алене в Сов. Союзе стало совсем невмоготу, особенно после событий в Чехословакии, а мне просто хотелось на свободу, увидеть мир. С тех пор живем в Иерусалиме. Алена тут работала в сумасшедшем доме бухгалтером, поэтому весь мир ей казался раем… Я в Израиль почти не привез работы и эскизы. Занимался здесь (и до сих пор занимаюсь) самыми разными работами по дереву, в основном “Аронот Кодеш” в синагоги. В Бейтар Элит есть моя большая работа, 6 метров высотой, в Хар Ноф есть мои аронот кодеш в трех синагогах, в общем много где.

О творчестве: Я всю сознательную жизнь занимался рисунком, как базой для любого творческого продвижения. Дерево – это материал, который я хорошо знаю, и который меня привлекает. Рисунок для меня это прежде всего анализ формы, он позволяет грамотность работы в материале, неважно в лепке или в резьбе. Сама способность эта, она как бы предостерегает от фальши. Как музыкант разучивает фрагменты или спортсмен тренирует группы мышц, так рисунок корректирует правильность решения, в каком бы материале ты не работал. Вот у Врубеля, Серова, Дега есть скульптура как подспорье для рисунка и живописи. Для меня владение рисунком важно как этап работы, анализ формы в пространстве. Потом делается модель и уже после выполняется в материале в натуральную величину. Я с детства усвоил что рисунок – основа любого пластического искусства. Что же до работы в материале, то если это предмет искусства, то непременно должна присутствовать условность, например не медведь а “формула медведя” – два кольца и шарик.