***
Позавчера мы были на свадьбе у гурских хасидов. Я ждал чего-то долгого, пышного и эзотерического, и был приятно удивлен простотой и строгостью обряда, картофельным салатом, селедкой, слезами невесты под хупой.

На входе в свадебный зал мы с Е.С. расстались: она спустилась по отдельной лестнице на женскую половину, я -на мужскую, где стояли и похаживали меж накрытых столов люди в двубортных черных сюртуках, меховых шапках, черных штанах, напущенных на черные чулки и черных кувалдообразных ботинках.
Их было не пятеро и не толпа, а столько, что еще удобно рассматривать лица, и уже видно типичное. Черты у большинства молодых выражали скромность, у взрослых- ум и значительность. Особенно запомнились несколько, видимо, братьев, с тяжелыми клювами и огромными ассирийскими глазами. Недаром говорят, что мы оттуда.
Дородностью же, бородами, долгополыми сюртуками и меховыми шапками многие напоминали старорусских купцов, и недаром:
лет 80 назад, еще в Польше, лидер Гурских хасидов велел им всем работать, то- есть, торговать. Правда, они и до этого торговали.
Слово же Гурского ребе было в Польше законом для всех хасидских общин.
В 1888 году царское правительство решило закрыть «хейдеры» -еврейские начальные школы. Главы хасидов того поколения собрались в Гроджинске, чтобы решить, как отвести нависший над народом удар. Гурский Ребе был моложе их, но ему первому дали слово.
-Я слышал, -без предисловий начал Гурский Ребе,-что для отмены указа нужны 300.000 рублей. Я постараюсь достать 100 000. Горджинский и Александровский ребе пусть соберут по 50 000. Сукачевские, Борисовские, Радомские и Скранбисские-по 25 000.-
За 15 минут Гурский Ребе сказал все, что хотел убедил всех присутствующих.
Его сын велел своей пастве не тратить лишних денег на свадьбы. И действительно, ничего лишнего на столах нет, а я не понимаю, кто же жених? Папу жениха я знал, папу невесты мне показали. Ага: вот они подхватили под руки рыжего парня. Отцы держали в руках по бокалу в кружевной манжетке-салфетке. В бокалах горели свечи. Массивные отцы сжали тонкого жениха, ноги которого подгибались, и увели его за непрозрачную, до потолка, перегородку, на женскую половину,где…
-А что у вас, на женской половине, все стояли, или сидели за столами?-
-До венчания все стояли, приветствовали друг -друга-
-А как приветствовали?-
-Ну, как обычно, -якобы целовались: клевали носом в две стороны, чтобы не попортить макияж. Все тетки делились на две незнакомые группы: подруги матери жениха и подруги матери невесты.-
Сама невеста, раскинув белый шлейф, сидела на белом диване с золоченой спинкой и читала молитвенник. Диван стоял на ступенчатом возвышении, украшенном букетами белых роз и белых флоксов. К ней все время подбегали маленькие девочки в бежевых и лиловых платьях с кринолинами, спотыкались о ступеньки и падали, как куклы. Но вот отцы ввели жениха. Жених накрыл невесте голову довольно непрозрачной фатой, похожей на большую ресторанную салфетку. Его увели.К невесте подошла старшая сестра и стала снимать с нее кольца, браслеты, серьги, и складывать их в черную кожаную сумочку. Золотая цепочка с шеи запуталась в фате.
Хасиды Гур верят, что в день своей свадьбы невеста рождается заново, и ей прощаются все грехи, как в Судный День, а в Судный День не носят украшений.
Та же сестра понесет за невестой белый шлейф. А поведут спотыкающуюся невесту массивные матери с бокалами в руках. В каждом бокале -по горящей свече. Перед ними покатятся кукольные девочки в платьях с кринолинами, за ними ,блестя париками- женщины. На двор, где стоит свадебный балдахин, полуокруженный черной толпой мужчин.
Вот какие наши предки: носят меховые шапки, лиловые платья с кринолинами, заново рождаются в день свадьбы, и на древних ассирийев похожи, и на русских купцов.
А мы вышли из зала покурить лет на 80-и ни на кого уже не похожи. Ну,ничего,мы скоро вернемся.Свадьба-то продолжается.

Фото: Ули Бокер