8-го апреля в галерее Агрипас 12 открылась персональная выставка Леонида Зейгера “The Wandering Jerusalem”. Текст: Ирена Гордон. На выставке представлены работы маслом, рисунки, видео. Закрытие 4-го мая.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………

Блуждающие духи искусства / Ирена Гордон

В видео-работе The Wandering Jerusalem мы видим, как шестеро мужчин неспешно несут по Иерусалиму огромную картину. Длинный холст проплывает по узким улицам центра города, по зеленым склонам Парка Независимости и, наконец, оказывается на открытой пустынной местности. Внешность несущих картину – их лица, волосы, ступни, то и дело попадающие в поле нашего зрения, их тяжелые размеренные шаги – слегка пародийно перекликаются с образом Христа на Виа Долороза, с его крестным путём, вновь и вновь воссоздаваемом иерусалимскими паломниками в актах сакрального перформанса.

На холсте из нарративных и геометрически-абстрактных символов складывается подобие города, переплетение древних и современных элементов. Большая часть холста белая, но на ней проступает изображение, напоминающее Иерусалим. Не то – существующий, не то – нет. Образ города движется, его несут на плечах как крест. Перемещаясь в физическом пространстве города, искусство обретает подлинность, проникает в реальность и блуждает в ней, а реальный город становится все более иллюзорным. Художник преподносит художественное действие как акт самопожертвования, и проверяет взаимоотношение искусства и жизни, бросая вызов разделению между ними.

В книге «Невидимые города» Итало Кальвино описывает белый город Дзобейда, построенный мужчинами , которым приснился один и тот же сон — они тщетно преследуют бегущую по неведомому городу нагую женщину. Каждый вспоминал свою погоню и там, где незнакомка ускользнула от него, располагал стены иначе, чтобы в следующий раз ее не упустить. Постепенно сон был забыт. Но из других краев продолжали прибывать мужчины, видевшие тот же сон, и они продолжали менять и менять город. «А прибывшие туда первыми уже не понимали, что привлекало тех мужчин в Дзобейду – в этот скверный городишко, в эту западню»

Так каково же взаимоотношение между реальностью и ее визуальным образом, и насколько он зависит от зрителя и состояния его восприятия? Работы Зейгера, в особенности Anthropomorphic cosmos и «Квадриптих в терракоте», обращаются к этим вопросам, работая с образами, похожими на призраки, и белыми плоскостями. Эти работы – результат множества актов обозначения и стирания, созидания и деструкции, наслоения и проявления, каждый из которых имитирует естественное течение времени и его воздействие на предметы искусства – процесс увядания живописной поверхности и обнажения слоев. Картина открывает зрителю то, что отсутствует, чего нет, и таким образом фактически предлагает ему целый мир, с прозаическим настоящим, героическим прошлым и трансцендентальным будущим.

Вертикальный холст Anthropomorphic cosmos подобен витражу с образом святого. Он одновременно напоминает византийские или русские церковные фрески и аллегорические средневековые орнаменты гобеленов или манускриптов, в которых растительные арабески со сложной символикой, религиозной и светской, находятся в безначальном и бесконечном движении. Эта живопись – как алхимическая лаборатория времен средневековья, но в то же время ее язык абстрактен и заново определяет отношение «форма – пространство – цвет», следуя современному взгляду на понятия модернизма. В значительной степени она перекликается с ранними работами Казимира Малевича и театральными произведениями Оскара Шлеммера, которые занимались понятиями пространства и формы, при том, что человеческое тело оставалось центром композиции. Слова Вальтера Гропиуса, основателя Баухауса: «Если верно, что сознание может менять тело, то таким же образом верно, что структуры могут менять сознание» – на удивление точно характеризуют как и модернистские, так и кабалистические конструкции в работах Зейгера.

Работы малого формата, также представленные на выставке, в данном контексте кажутся вариациями и исследованием отношений «форма – цвет» и «фигуративное – абстрактное», однако одновременно они – приглашение к непосредственному лирическому переживанию живописи. Картина служит иероглифом – визуальным знаком допускающим ряд интерпретаций, ведущих к наслоению смыслов.
Зейгер: «Живопись для меня это модель, через которую я понимаю что такое «я», что такое мир, и каково их взаимоотношение, и что значит жить, ведь наш внутренний мир гораздо богаче и сложнее, чем мы в состоянии осознать. Освобождение от диктатуры рацио и привычки навешивать ярлыки – расширяет границы восприятия и позволяет открыться бесконечным мирам» .
Исследователи восприятия «визуального поворота», в частности Жорж Диди-Юберман, Ханс Бельтинг и Дэвид Фридберг, занимаются образом как переживанием художника, вновь проявляющимся в зрителе. Образ способен «сломать» время, потому как встреча с ним происходит в настоящем, независимо от того, в какое время он был создан, а сам акт создания живописи – аллегория духовного, претворяющегося в материальное.

Работа «Квадриптих в терракоте» делится на восемь квадратов, наподобие магической геометрии – как волшебный квадрат или многогранник на гравюре Дюрера «Меланхолия». Это картина – пространство для понимания мира и самого себя, возвращающая нас во времена взаимопроникновения науки (ну или псевдо-науки) и искусства. Она выполнена в технике многослойного письма: лессировок, стирания слоев краски и нанесения их заново. В этих наслоениях угадываются следы и отголоски широчайшего спектра источников вдохновения: от гравюры Антонио Поллайоло «Битва обнаженных» (1465-1475) – через картоны к фреске «Битва при Ангиари» Леонардо Да Винчи – до героических сцен соцреализма, таких как «Оборона Севастополя» Александра Дейнеки (1942). Все это насыщено мифологическими мотивами, сексуальным напряжением, древними чудовищами и средневековыми атрибутами. В то же время, картина напоминает потускневшую икону, на которой игра случая, природы и времени оставила свои следы – стертые, белесые фигуры на первом плане, нестыковка отдельных частей картины. Сперва замечаешь только то, чего нет, и лишь продолжительное созерцание открывает все многообразие. Картина просит зрителя освободиться от всего знакомого или ожидаемого, чтобы развить динамическое зрение, полное возможностей, одновременно – древнее и революционное, драматическое и пародийное, создающее порядок в мире, и в то же время открывающее дверь в новый лабиринт.

Март 2015