ПАНИЧЕСКИЙ ПОЛДЕНЬ
Стихотворения. – Иерусалим, 1996

***
На перекрестке ностальгий
какого ждешь ты автостопа?
Как детство далека Европа
черемуха большевики…
Там под вечер ласточка гроба -
все не разойдутся круги
А здесь в палисадничке пальма
скрипит на осеннем ветру
Во сне нам по-старому больно
но сны мы утрем поутру
Ты станешь здоров как банановый куст
и столь же в общении прост
Дорога в песчаной долине Рассвет
Гора впереди распрямляет хребет
под ясным накатом восхода
И кажется я догоняю себя:
сейчас обернется – дай бог чтобы я – - -

* * *
я к себе обращаюсь как столп соляной – к человечности
как пустыня – к весне как дорога – к лежащим на ней
как пластинка к игле риторика – к речи
к арабу – еврей

Потому что нет сил оставаться без сил и пенять на погоду
а хамсин в голове – это баня для тех кто к себе не готов
чьи глаза превратились в целлофановые пакеты
кто из виду исчез сняв свое меховое пальто

Эти тени бегут на экскурсии по “булгаковскому Иерусалиму”
им под каждой оливой поет троекратное кукареку
а под утро приснится страна где росли мы
как пила на суку

я к себе обращаюсь как черт обращается к ладану
я к себе обращаюсь как плач превращается в свист
я – к себе муэдзин на восток Маяковский – к портрету Ленина
и к земле – банановый лист

* * *
А. Вернику

Пахло снегом весенним и сладким борщом
тополиною почкой и – чтоб не забыть -
с нашатырною ясностью пахло еще
невозможностью жить -
неизбежно взмахнешь реактивным крылом
так как машут рукой отложив на потом

я целую литой виноград у крыльца
и вплываю зажмурившись в твой окоем
но затем и нужна мне рука отца
чтобы сбросить ее
В ущельях этих и в полдень темно
мне уже не страшно а все равно – - -

* * *
Снять квартиру на белом горячем холме
между двух виноградных долин
и держать все что было и будет – в уме
как свой жар – воспаленный камин
и истлеть в глубине нежно-красных камней
и упрешься в небесный Кумран -

то же небо с землею в столбе световом
тот же якобы спор тех же самых сторон
о взаимном попрании прав
и шуршанье ромашек и трав -
в этой точке заполненной жидким стеклом
сияющим спиртом утрат

ТЮБИНГЕН

Переулками узкими долго плутал
но центральная площадь несчастья
расцвела закипев как оживший кристалл
и фонтан распадался на части

На коричневой ратуше бились часы
в пароксизме обратного хода
и луна как медуза мерцала в грязи
пересохшего небосвода

я себе не сказал ничего ни словца
принимая как жертва удары
этот город и реку и яму лица
и собор за спиной и фигуры

восковых горожан и грача на плече
я наощупь спустился к посаду
и упрятал базедову эту печаль
под застреху в пустую мансарду

Под горою есть мост под мостом есть река
на реке – заколдованный остров
его гвардия – три лебединых полка
охраняет гранитного монстра

Он сидит развалясь на кушетке своей
и глядит в перспективу линейных аллей
там платаны мосты отраженья кусты
перелески холмы

Из поэмы “Эпикриз”

Н. Байтову

На Пушкинской один салон открылся -
там где атланты еле держат крышу
сооружения эпохи Репрессанс
Там собиралися чердачные поэты
читать свои подпольные поэмы
и громко ржал по вечерам Пегас
Там были девочки пригодные для рая
и молодые бородатые евреи
и коммунальные мегеры за стеною
обмыли кости всем и джинсы простирнули
Бывали мэтры-концептуалисты:
порой Некрасов чаще Рубинштейн
и редко Пригов (чопорный речистый
и в связях осмотрительный шатен)
У них был свой салон -
солиднее и чище
где их портреты уже щурились со стен
И лично я вздыхал там в уголке
об истинной культуре о салонах
открытых настежь и освобожденных
от кукиша в взопревшем пиджаке -
где видишь не одни и те же лица
веселые как крашенные яйца
———————————
Привет Вам тетя юность!
А это я воспитанник Ваш Игрек
Устроился я хорошо Порядок!
А Вы-то как? Все так же ноют ноги
которыми (я часто вспоминаю)
Вы так любили нас пинать под зад?

Из поэмы “Прекрасный Иосиф” ,

Иосифу Каплунову,
деду по матери,
офицеру советской армии

[37 год]
Он сидел в Шепетовке – знаменитое место!
По утрам ему челюсть вставляли на место
Но ломал ее снова для общего дела
капитан Абрамович хрипя и балдея
и занудно ворчал: “Да сознайся ты гнида
а не то на расстрел приползешь инвалидом”

“я пред партией чист!” – отвечал задыхаясь
Каплунов Абрамович – пыхтел и работал
“Ну жидовская морда!” Каплунов: “Не раскаюсь!
Сам жидовская мо—”
Смачный хряск апперкота

За окном пионеры топтались и пели
Чкалов в небе ширял а Седов бился в льдинах
Абрамович все бил по намеченной цели
В Шепетовке тянулся глухой поединок…

——–

я не помню в лицо очень многих живых
и ближайших а дедовы щеки – я помню
При прощаньях и встречах так часто я терся о них
с многословной неловкостью и бессловесной любовью

Разговор был коряв и на краешке стула
и нога затекла и из форточки дуло
- Да нормально. Как ты?
- Да что я? – и смешок. -В школе как?
-В институте?
-Малыш?
- Хорошо.

Из цикла “Вторжения”
К.Г.

1.
Я был влюблен в тебя
Лучшее доказательство:
за эти несколько месяцев
я переболел всеми штампами
кроме комплекса полноценности
От того что мы так и не легли в постель -
тебе легче? я отвечу за тебя:
не знаю что тебе и ответить
Если опыт не действует – значит
действительность опытней
Главное – мир был спасен тобой
И в этом была роскошь
непозволительного самозабвения -
как говорят постфактум

2.
Попытаемся отделить мелочи от мелочей оперируя мелочами
я пытался гулять Не выдержал и получаса
Пытался понять тебя – поскольку
не понимаю себя Не получается
Лежал ничком на кровати Причины
не оправдывают последствий
Пожимал плечами

3.
Сегодня выходя из кафе я вспомнил
что ты была тут со мной год назад
Как китайский болванчик кивнул себе – еще раз понял
что люблю тебя как песок – камни
как обоняние – запах

До тебя не дотянуться – как в хорошем сне
Возможность дотянуться – сюжет для кошмара
Мы на четкой дистанции откуда не слышно ни
запаха партнера ни запаха моря ни запаха партнера партнера
Один чистый как спирт трансцендентный свет

* * *
М.Барашу

Запах пледа прогретого солнцем на раскладушке в саду
Лист смородины справа от глаза Оба – в послеобеденной дреме
Голоса из соседнего дома Перестук поездов Свернутый в дуду
конспект по языкознанию в летучей соломе

На закате беседа в сторону сельского кладбища Глина и тополя
Низкое небо Торфяные пруды Бродский Мандельштам и Набоков
Туман холодной спиралью разворачивается в полях
Все более безнадежно но менее одиноко

* * *
М.К.

Моя сладкая ученица наконец ты забыла меня
освободилась от этого груза как от карлика – Маленький Мук
Теперь не проходит – ни дня
чтобы ты не забыла меня я слышу дребезжащий звук -
тормоза на шоссе С пустырей тянет костром
На балконе моей бывшей квартиры расцветает картофельный сад
Но ты сама понимаешь что все это было потом
а пока – мы любим друг друга и в двери все время стучат

Nota Bene

Твоя жизнь сейчас как бы напоминает книгу
название которой как бы не соответствует содержанию
переплетена она как бы задом наперед
а какие-то страницы вклеены явно не на свое место

Чем ближе к концу тем все яснее
что конец близок Все мутнее образ героя
Все грубее язык и в конце концов
она обрывается на полу – - -

Панический полдень

я хотел превратиться в чужого себя
и не знать ничего про другого
Это лето ты помнишь – любовный столбняк
пруд – малина – лесная дорога
На столе на крыльце на слепом чердаке
пахло краской цветением гнусным
и проклятье доверья ползло по руке
как экзема бескрайнего смысла
Знаешь детка возьми и пойди в зоопарк
там гиены похожи на чаек
там прозрачный Ван-Клиберн плывет в облаках
на закате в цветах иван-чая
Там мерцает Платон в черной кроне берез
там крепчает мороз на просторе
там гуляет как нос неприличный вопрос
что нам делать с кондовой тоскою

Полдень в ставни вливает горячий сквозняк
травяного безумия ветер
и горит купиною последний маяк
отражаясь в заплечной ракете
Этот север банановых рощ конвоир
этот юг на коралловом рифе
этот черный с колючими вспышками мир
что настоен на сдохнувшем мифе

* * *
Слишком много света – жирного как масло – здесь на дне кувшина
Ослабели стены нашей цитадели Ожиданье казни -
томное занятье: затекает сердце

Жалко расставаться с маленькой державой Все было на месте:
города коровы воры из начальства променады дети Сквозь прощанье с жизнью
проступают камни черепки и кости

я благославляю всех живущих после – с точностью проклятья
Зарастает пеплом водоем цветущий Выроете новый с солнечной водою
Никому нет дела как мы здесь любили мучили стыдились сгинувших друг друга

* * *
Что мне делать когда ты пуста
как вымерзший сад когда ты проста
как пустой кошелек когда даже ужас протерт
на сгибах твоей судьбы?
Ты не видишь себя ты не слышишь меня – и наоборот
но это не шок – а просто
неправильное прочтение частицы БЫ

Тучи над общим будущим уплыли по своим делам
Небо ясно
и нас под ним – нет
Господа! Вот остатки мозаики Представьте:
византийский храм
высокие окна
и ослепительный свет

* * *
С точки зрения здравого смысла
я не должен себя никому
Рассуждение это повисло -
как Герасим на шее Муму
И втекает оно словно Висла
в кучу смертного боя в Крыму

——-

Смерть как солнечный день проникает
сквозь жалюзи
лучевым сквозняком
Зашурши зашуми и открой нам пожалуйста
новый день за окном
там воздушная яма и вид потрясающий
всех кто с ним не знаком

* * *
Ты под солнцем стоишь как невстроенный шкаф
и по небу летишь как пустые пакеты
Твое счастье зачем-то в твоих же руках
ну а с кем рассчитаться за это?

Если эхо пропало за первым углом
дорогое письмо рассосалось в пути
если ты от себя отвалился куском
и не знаешь кому бы его отнести – - -

——

Тогда остается тебе бормотать
и радугу ритма сгибать как подкову
рассвет переходит в закат – и опять
нет времени на отчужденье чужого

Ты смотришь с холма на проваленный кров
как дерево осенью смотрит на листья
и в ясном кошмаре вся роза ветров
цветет сквозь глазницы

Автаркия

1.
Я любил несколько раз Меня – тоже любили
это обычно не совпадало как действие и цель в дебиле
Мой эротический опыт избыточно рефлексивен
он похож на отметки в транзитной ксиве
В мутном свете осенней жары в дыму солнечного беспредела
выплывает наружу прошлое как душа из тела

Конец любви – репетиция смерти Поверхностный ужас
рябь на воде сквозняк меж грудей Скукожась
стыдишься своего присутствия Тебя не было Меня нет
Что это значит: “я любил тебя!” Почему это хочется повторять?
Атавизм заклинания? Просроченный абонемент
В следующем воплощении не ошибись опять

Наше сознание изнемогает отслеживая свой хвост:
ты как бы знаешь ответ но не можешь понять вопрос
Телу неудобен мозг как квартире гость
Мыслящее бланманже пытается найти положе-
чтобы было не так больно переживать невроз -
неразличение “еще” и “уже”

2.
ЕЩЕ переходит в УЖЕ как электричество в свет
Глаза – если ими смотреть – садятся и теряют фокус
Спой мне песню о той стране где ДА не означает НЕТ
и я обращается к ТЫ о последствиях не беспокоясь

Ты ничего не хочешь ты слишком боишься утрат
ты не смог удержать даже самое дорогое
ты – это только взгляд летящий над гребнем преград
прозрачной живой дугою

Если надо за все платить – не лучше ли платить себе?
Видишь подмигивают огни с той стороны долины
Одиночество это Самсон перехитривший Далилу
это Маресьев объездивший велосипед

* * *
Заспиртован в своей рефлексии
динамичный как динозавр
перекрученней старой кассеты
с поражения пленкой в глазах -
ты свободней теперь чем Россия
независимей чем казах
Так! Дошедших до края свободы
ожидает болезненный свет
резь в желудке
пыль старого пледа
и шуршание желтых газет
В их квартирах – запах болота
и поверх него – дым сигарет
Под съезжающей крышей тумана
над шагреневой кожею луж
ты повесь этот стол эту лампу
и сознания чистую блажь -
что получится? Способ поладить
с тем что в будущем не вернешь

* * *
Ужас может быть бесконечным и будничным как
заполярная ночь или ребенок-дебил
как за ужином – телехроника с трупами (подпорченная слегка
политическим комментарием) как чернобыльские грибы

Страшно господи не умереть
страшно жить то есть быть мишенью
Даже если совсем замереть
все равно совершаешь движенья…

К сыну
я люблю тебя так что меня почти нет
когда обращаюсь к тебе
я весь превращаюсь в отраженный свет
в память о поцелуе на нижней губе

Запах твоего затылка – в моих ноздрях навсегда
я беззащитен с той стороны где ты
я люблю тебя мой единственный
мой мальчик мое оправда-
ние перед лицом тщеты

* * *
Когда все народы соберутся под Синематекой
и как пробками – хлопнут надгробьями мертвецы
и ангелы с восковыми лицами рассекая воздух золотыми коваными ботинками
навесят между Западным и Восточным Иерусалимом предначертанные мосты -

я буду ходить по улицам этого луна-парка
встречая сослуживцев забытых приятелей кружа возвращаясь назад
и в тяжелом ужасе разыскивать сына чтобы взять его за руку
сесть на траве обнять друг друга и закрыть глаза

* * *
То слишком вял то нетерпелив
ты потерял то – что в гитаре гриф
ты позабыл что я – хотел сказать
теперь терпи свою зубную боль

На нет как говорится нет стыда
и лезут вверх как ртутный столб года
и ты висишь как на скуле слеза
как на линейке нотной – си-бемоль

я никому и ничего я не -
я слишком долго жил как крик в стене
как плач во сне как знак в уме
Но мне со мной теперь не по пути

Играет блюз огромный старый негр
так бегемоты пляшут по струне
и звук наматывается на нерв
как волосы на бигуди

***
Попытаемся верить себе: я тебе а ты мне
ты себе а я мне Повторяю: мы – нам
Ничего нет душней воспаленней мутней
чем пространство надуманных стран
Это небо над нами стоит как над телом толпа

Расстояние между двух лиц – ровно локоть
Здесь дыханье открылось как осенью даль
Но меня не хватает – как руслу воды – чтоб заплакать
хотя блики на стенах светлей чем на склонах миндаль
Провалившийся в небо подлежит депортации в землю

Мы из мертвых хотели восстать в феврале
Как стрижи замелькали горящие точки в сетчатке
С Новым годом деревьев! На окне голубей -
что солдатских сапог на кремлевской брусчатке
Но уходит земля из-под ног как ступенька в метро

* * *
я гляжу на тебя как вода на кувшин
я лечу над тобой как одно из семян
Ты лежишь как гранат в муравьях и пыли
как помет одичавших маслин

Мне с тобой как с собой объясняться нет сил
наша связь – это цепь и рудник
Наступи на меня словно тень от горы
пересохшею кровью земли

Под ключицей скалы дотлевает родник
и слезами в саду набухает инжир -
и стоит словно арка
как знак в пустоте
медный изнемогающий мир

* * *
Здесь цепочку следов оставляет поток
пересохший две тысячи утр назад
И как свет сквозняком пробирает тростник -
вырастает истлевший твой сад

Время – крепость с запасом воды и зерна
на кипящем столпе восходящих лучей
И сознанье твое – золотой зиккурат
над скрещеньем торговых путей

***

Отделившись от тела нам негде прилечь
в жестком ущелье горной реки
Господин! Из-под облака выверни луч
внучатым племянникам подмигни

——

Вот – под ветром звеня на каленых камнях
ясный ангел стоит как без глаза зрачок
Вот на срезе холма – слой где светит зола
словно окна семьи в темноте за плечом

***

Все яснее пейзаж а точнее – ты сам
уходящий со скоростью света к камням
Проявляется снимок в растворе:
склон придавленный солнцем оливы на нем
остановка автобуса лестница дом
тень руки запирающей двери