***

Мне нравится возиться с материалом, все мое искусство вокруг материала и его трансформации. Я всегда собирал всякий мусор и возился так или иначе с тем, что находил и мог использовать. Я люблю всякий хлам, и старое железо, бывшее в употреблении, книги, которые люди почитали и выбросили – я даю им еще один шанс – в скульптуре.

***

Моя тема – современное искусство в соединении с еврейской темой в Израиле. Я пытаюсь быть подлинным по отношению к моим истокам. Я использую графические изображения букв, изречения из Псалмов, синагоги, странствующую деревню, захоронение – все эти темы, которые находятся с нами, я пытаюсь интегрировать их в инсталляцию современного искусства.

***

Когда мы переехали сюда (в Клиль, Западная Галилея – Л.З.), тут был лишь голый холм. Колючки по пояс и змеи. Это было в 94-м году. Мы купили землю у соседней церкви, арабов – христиан. Я начал расчищать место, сделал небольшой угол, палатку, потом построил комнату и мы туда переехали, и так понемногу мы расширялись. Это было вроде как на неделю, потом я думал на месяц – и как-то вдруг прошел год, и вот уже 17 лет… Я сам удивляюсь, как это возможно? Как я вытерпел здесь 17 лет? Я мог находиться в Тель Авиве и веселиться каждый день, в городе – но вот, это время промелькнуло как один день… Так вот, мы купили генератор, использовали автомобильные аккумуляторы, шли рано спать и рано вставали работать. Но то, что меня больше всего радует – это то что я и дом построил, и продолжал заниматься творчеством. Что работа меня не поглотила целиком. Сейчас мы поднялись уровнем выше – у нас теперь есть солнечная электроэнергия. Так что, в общем, делюкс, жизнь вполне комфортная.

Глядя назад, хорошо что я это прошел, потому что только в деятельности человек счастлив, в поту рук своих. Работа она и есть молитва. Тот кто работает и молится – тому воздается, а тот кто лишь молится – о чем ему молиться?! Так что мы поработали, конечно, немного, когда переехали. Это был опыт… Раньше мы жили в районе Нахлаот в Иерусалиме, в тесноте, дети учились в (экспериментальной – Л.З.) школе Нисуи, и нам захотелось перемен. От рынка Махане Иехуда, где все тесно – в открытое пространство. Чтобы увидеть иную сторону жизни.

***

Требуется большая отвага, чтобы использовать еврейское искусство в современном Тель Авиве. Это заняло у меня много лет, нужно быть очень настойчивым. В Тель Авиве они хотят быть копией европейского искусства, или как в Нью Йорк Сити. Они не хотят заниматься еврейским самосознанием, хотят быть ряжеными. Поэтому, все позаимствованное из Америки – одежда, культура, мышление – это в ходу. Но исследовать и знать простейшие вещи, которые вокруг тебя тысячи поколений – этого они не любят. И галереи выглядят как американские, мышление и критика тоже – так что весь этот праздник… он не израильский. Он американский. Сейчас, правда, происходит все же пробуждение, в музыке тоже: сочетание с истоками и религией – я это много слышу, так что начинают понемногу открываться. У них нет выхода, они должны расширить круг.

***

Мне нравится сочетание мистики и религий всего мира. Думаю, что нет разницы, с точки зрения духовной работы со всевышним, нет единственно “правильного” пути. У всех есть частица в мире грядущем… Вокруг нас ведь мир материальный, а мы хотим прикоснуться к чему-то иному, духовному. У него нет имени, его не потрогать, нет различия “мое – твое”. Оно обволакивает весь мир, сверху донизу.

Я побывал в Индии, в ашраме, в 1979-м году, и даже он помог мне немного понять иудаизм. Я не примкнул ни к какому течению в иудаизме. Я религиозный еврей в Стране Израиля, но я не принадлежу никакому конкретному иудаизму, никакой группе. У меня слишком много критики по отношению ко всему этому: “Мы особенные”, “Наш раввин лучше всех” – это все ерунда по сравнению с духовными вещами. Суета сует.

***

Тель Авивский музей искусства никогда не выставит мои работы. Он (Моти Омер – бывший главный куратор музея – Л.З.) сказал “Только через мой труп здесь выставят Жака Жано”. Почему? Потому что Жак Жано представляет еврейскую тематику, марокканец, искусство использующее религию – и это не в его пользу. Потому что я недостаточно копирую заграничное искусство, если бы я копировал, а он любит показывать чужеземные влияния – я бы присоединился ко всей компании. Но из-за того, что я пытаюсь быть самим собой – мои работы там не представлены. Это Ахмединаджад в израильском искусстве – кто-то занимает место и правит всеми делами, нет над ним никого. Годами сидит один человек, выбирает кого хочет и стирает кого хочет – и это искусство, которое пытается быть “настоящим”.

***

Мои работы в постоянном обновлении. Все работы представляют собой, по сути, одну большую работу, которая как бы движется куда-то… Они дают некую картину, отражение Жака Жано, который приехал из Марокко в Шломи – маленький “город развития” куда “сбрасывали” всех марокканских новоприбывших. Оттуда он уехал в Иерусалим, потом был моряком, в торговом флоте, жил в Нью Йорке, в Сохо, в большом городе, на этом “карнавале”, и занимается искусством. Так что это история жизни одного человека. Я как будто фиксирую самого себя на жизненном пути до сегодняшнего момента. Со всеми влияниями, путаницей, а иногда также и подлинными моментами…