Стасик мог бы жить в канализационных трубах, пить серную кислоту и есть железные опилки. А вот стоять на месте и медленно ходить он не умел. Все больше бежал с наклоном. Длинные руки болтались, правая все время поправляла бесцветный чуб, лезший в маленький, острый, бесцветный глаз. Даже теперь, с деревянной лопатой в руках, Стасик то и дело подскакивал к краю крыши посмотреть, нет ли там чего.
Из люка высунулась белая рука с подносом и женский голос, низкий и томный до идиотизма, протянул: – Ста-а-сик, я вам во-одки принесла. Тебя Ди-мо-он ищет.
- Скажи Димону, хай жрать готовит,- бодро крикнул Стасик, опорожнил стопку, а другую передал Зяме. Снега в центре крыши почти не оставалось – только вокруг солнечных бойлеров и под ними, в путанице проводов, но оттуда не выковырять. Зяма, задрав седую бородку, аккуратно проглотил жидкость. Внезапная выпивка звала к разговору.
Оба сделали несколько шагов к краю крыши.
-Не могу понять, – сказал Стасик, – как можно не пить, не курить, и не… – он сделал отмахивающий жест от паха. Зяма моргнул глазом, вроде тика, и коротко, криво кивнул.
Они стояли, одинаково опершись на лопаты и смотрели вниз, но видели разное.
Зяма силился собрать в пейзаж пестрые от пятен снега, рассыпанные по всей округе плоскости виноградников, площадей, крыш и улиц. Одновременно он слушал тишину узкого водораздела погоды: снег со вчерашнего дня не падал, но еще не начал таять.
Стасик видел только красную «тойоту», вползавшую на заснеженный двор по неизвестно кем проложенной черной колее. Он умолчал о главной потребности: о машине. Водки, сигарет и … ему сейчас хватало, а вот без своих колес Стасик не мог. Взгляд его прилипал к каждой проезжавшей машине и тянулся за ней, как взгляд сексуально озабоченного прилипает к прохожим женщинам. О проехавшей машине Стасик мог рассказать почти все. Он и на крышу-то полез, чтобы посмотреть на машины сверху. Ну, и размяться. А Зяма – потому, что гостей сегодня не ждал, а кроме как расставлять стаканы и готовить салаты, делать ему в жизни было нечего.
Поскребли еще крышу, покидали вниз тяжелый, сырой, тянувший руки и облегченно ухавший с лопат снег. Остановились.
-Ты знаешь, что я украинец?- спросил Стасик.
-Ну и что?
-Как ну и что? Люди говорят…
- Да мне плевать, кто ты, – произнес Зяма с торжественной радостью верующего, которому удалось, наконец, рассказать о своей вере, – главное, чтобы ты был человек. А национальность меня не интересует. И никого особо не интересует.
-Ну, да, – обиженно, хоть и не без удовлетворения, откликнулся Стасик, – я знаю, что обо мне люди говорят. Вот, говорят, гой пошел. Я знаю, как ко мне здесь относятся.
-А ты плюнь на людей. Что тебе люди?
-Ну, так я не могу. И теща тоже.
Теща у Стасика – пухлая дура. То радовалась, что дочка привезла мужа из Украины, теперь недовольна, что Стасик кидает с окна пустые бутылки. А шо с ними делать, если стеклотару не принимают?
От воплей любви и драки из комнаты молодых теща обиженно пучит непрозрачные черные глаза. Она и обращается-то теперь к зятю исключительно через дочь.
- Скажи своему мужу, что напиваться каждый день не обязательно. У вас будет ребенок.
Стасик тещу презирал. Разве это евреи?! Ни хитрости, ни денег. В последнее Стасик все-таки верил не до конца.
Поэтому вчера он протянул теще купленный у банка за десять шекелей пучок анютиных глазок и захабарил (чтобы теща не так морщилась от дыма) сигарету в горшке с геранью. Теща болезненно зажмурилась и машинально взяла букет. Спасибо вылезло из нее, как мелкая кривая какашка. Теща положила анютины глазки на мрамор, рядом с раковиной.
- Мама, – развил Стасик удачно, как ему показалось, начатое наступление,- мы хотим у вас попросить тыщу шекелей до получки. Нам очень нужно.
- Скажи своему мужу, что я работала по четырнадцать часов в день, чтобы купить эту квартиру,- пискнула теща, и захлопнула дверь в свою комнату.
- Ссука,- сказал Стасик и стал думать: машина простоит в гараже за воротами до завтра. Потом ее разрежут на запчасти. Абед сказал: хорошая машина без номера за три тысячи. Сегодня нет денег? Дашь задаток, завтра принесешь остальное и сам привезешь машину в город.
Вчера Стасик выпросил у хозяина тысячу, после смены пошел, как обычно, провожать арабов к воротам, да и выскользнул вместе с ними. Охранник и не посмотрел: жители часто ходили к арабам скупаться. Сначала рабочие шли вместе. Омар нес два мешка сухого хлеба для своих коз, Тарек тащил детский велосипед без педали. Потом по одному начали откалываться и карабкаться к своим домам. Скоро Стасик с Абедом остались одни в глубоком русле шоссе, которое довело их до ряда двухэтажных домов с распахнутыми железными воротами магазинов и мастерских.
– Ахалан!- брат Абеда протянул им ключи и показал пальцем. Краденый бежевый «пежо» с голым пятном на месте номера, стоял через дорогу, как бы сам по себе.
Стасик сел за руль. Абед – рядом. «Пежо» завелся сразу. Хорошо! Коробка передач люфтила. Жить ей оставалось год. Свист – ерунда, ремень сменить. А ну-ка в горку! Мотор тянул нормально.
На самой крутизне двое мальчишек тащили, а третий сзади пинал осла.
Стасик удачно тормознул. Почему арабы отдают еще живую машину за такие смешные деньги? Разрезали бы сразу на детали – и концы в воду. Чего думать? Дают -бери. Проехали стену из автомобильных кузовов. Повернули к мастерской абедовского брата.
Никто не знает, что ждет его за поворотом. Люди забывают, что за поворотом может ждать что и кто угодно. Даже немногие, помнящие об этом, обычно не готовы к встрече. За поворотом урчал мотором джип пограничной охраны, полиции здешних мест. Мигалка водянисто переливалась из желтого в белое, из желтого в белое. Один пограничник стоял у джипа с винтовкой наперевес. Другой приближался к ним разлапистой походкой силовика, которая лучше всего дается людям коренастым. Если бы Стасик умел читать на иврите, он прочел бы надпись на бляхе подходившего «старший сержант Василий Мышко», но Стасик и так все понял.
- Земеля,- сказал он сержанту, – это моя машина. Я арабам продаю, а он, – Стасик кивнул на Абеда,- хочет посмотреть, как она ездит.
- Документы покажи.
Стасик вытащил паспорт.
- На машину документы есть?
Стасик быстро-быстро закудахтал про номер, который он сам снял, чтобы арабам не досталось, но Мышко, не слушая, протянул ему паспорт, и джип, освобождая дорогу, отполз.
Так и ездили они по холмам, пока абедов брат не позвонил, что джип убрался. Абедов брат благодарно, двумя руками потряс Стасику ручку, но дольше двух дней (он показал два пальца) ждать отказался. Стасик дал тыщу, у тех же арабов достал чистый номер для «пежо».
- Где взять денег? Попросить, что ли, у этого,- прикидывал Стасик, глядя на Зяму, -с ходу не даст. Вместе погуляем, – другое дело.
- Слушай, – сказал Стасик, – мы сегодня к другу идем. Пошли с нами.
- Спасибо. Неудобно.
- Пошли, чего ты, – Стасик хлюпнул носом и положил руку на зямин рукав, – мне с тобой веселей будет. То там все молодые, а с тобой хоть поговорить можно по-человечески.
Стасик с женой постучали к Зяме в три. Жена была похожа на торт «Киевский», украшенный розами из масляного крема. Вышли.
Снег, который здесь не привыкли и не умели убирать, превратил улицу в захламленный чулан. В мокрых сугробах на мостовой валялись огромные, сломанные снегом сосновые ветки с гроздьями шишек. Машины кое-как влеклись по узким черным проезжинам посередине шоссе. Плавное величие снегопада перешло на небо и расслоилось: ниже всего летело дымчатое, над дымчатым тихо плыли белые горы, края которых невидимое солнце обводило светящимся маркером. В просветах между горами, над ними, стояла разреженная философская белизна.
- Бум, – Стасик ухватил Зяму за плечо, – еще не пили, а ты уже на столбы натыкаешься.
Открыл Дима, высокий краснолицый парень в солдатских штанах и спортивном свитере с пумой на груди.
- Сидайте!
Зяма провалился в диван. Гости сидели так, что над столом виднелись только головы и плечи. В Зяму впились две пары недоумевающих глаз, серые и темно-карие. Девушки минуту молча рассматривали его, а потом обратились друг к дружке. Зяма не сразу сообразил, на каком языке. Певучесть была южная, слова вроде местные, мат -русский. Что мат для них – не ругань, Зяма понял, когда девушки начали-таки ругаться.
-Дурра!- процедила брюнетка с челкой до глаз.
-Это ты дура – ответила блондинка.
Через минуту девушки опять мурлыкали приглушенно, мирно.
– По-русски, – решил Зяма.
Стасик протянул ему пластмассовый стаканчик с водкой.
- А закусить нет?
Кроме водки и лимонада, на столе ничего не было. Новое время, считал Зяма, принесло одно хорошее – закусь: брутальные кишки колбас, огурцы и перцы в банках с ложнославянской вязью этикеток, готовые салаты. А тут…
- Хорошо заесть таблеткой, – Стасик повысил голос, чтобы все слышали, – лежал я в больнице, еще до армии, достали банку самогона, так один у нас в палате шустрый, все с сестрами чух-шурух, принес таблеток и нам раздал по штуке. Утром обход, а мы тумбочками забаррикадировались и вольты гоним.
Стасика не слушали. Все гудели. Играл не джаз. Зяма делил музыку на свою – джаз и чужую – не джаз. Джазовых исполнителей он не различал.
- Слушайте,- хлопнул по столу Димон,- завтра у Даника днюха. Все здесь знают, что у него проблема: Анджелка его бросила. Видите, он даже не пришел. Мы, его друзья, должны собрать денег и завтра сделать Данику сюрприз. Кладите, кто сколько может!
- У меня, как у латыша, – сказал Стасик,- только хер, да душа.
Кудрявый и смешливый в торце захихикал.
-Ну, Ста-асик, – басовито протянула жена, – надо помочь Да -анику.
- Друзья, – заключил Димон,- я знаю, что здесь сидят люди с деньгами, но не хочу никого позорить. Видите эту барсетку? Я кладу ее в спальне на стол. Пусть каждый зайдет туда и положит, сколько может.
- Димон, ты кодкод! – крикнул кудрявый.
- Молчи, молодой!
Димону подчинились. В спальне побывали все, кроме Зямы. Последним зашел Стасик.
Выпили за дружбу.
-Ой, – покачнулся Стасик,- что-то мне живот… Маня, пошли до дому!
По дороге домой Стасик добросовестно кренился вправо и держался за печень, а у парадной склонился вдруг влево и спросил у Зямы:
- У тебя выпить чего не осталось?
- Осталось – гости-то не пришли.
- Мань, я зайду на минуту, переговорить надо.
Зяма жил прямо над Стасиком.
- Ты, я вижу, неженатый, – сказал Стасик, оглядывая до цвета хлебной корки прокуренные стены зяминой квартиры.
- Был. Дочка в Москве. Взрослая. Тридцать три … или тридцать четыре уже.
- И у тебя дочка? У меня тоже дочка в Украине осталась. Я так ее люблю. А с этой приблудой еще не знаешь, кого родишь…
В дверь ударили. Стасик дернул своими большими ушами. Зяма встал было (никто никогда не бил в его дверь сапогом), но Стасик шепнул умоляюще – Не открывай! – и скользнул к глазку. В дверь опять двинули.
- Чего стучишь? – спросил Стасик
- Открывай, быстро!- раздался приглушенный стальной дверью стальной голос Димона.
- Чего тебе надо?
- Поговорить с тобой надо.
- О чем поговорить?
- Быстро открывай!
- Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты отдал деньги, которые ты украл.
- Ничего я тебе не отдам, потому что ничего у тебя не крал.
- Отдашь! А не отдашь – уедешь отсюда с очень сильно разбитым е…. Тебя приняли, как человека. Ты, гад, здесь жить не будешь!
- Хай прогаукается, – заслонив ладонью рот, прокомментировал Стасик в сторону Зямы и сделал жест большим пальцем вниз, типа наливай пока что. Но Зяма не стал наливать.
- Слушай, – спросил он тихо и внятно, – ты правда не брал деньги?
- Какие деньги, – выпучился Стасик, – ты что! – ты ж один нормальный человек среди этих фашистов! Обыщи!
- Ладно, тогда отойди – Зяма встал и отодвинул Стасика от двери. Когда-то Зяма был начальником разведпартии под Интой. Ему случалось унимать пьяных бурильщиков, вести переговоры о разоружении и заключать перемирия с людьми покруче Димона.
Димон почувствовал это. Для порядка он пнул дверь, но скоро мокрый снег на дорожке у крыльца захлюпал под его удалявшимися ногами. Стало совсем тихо.
Гости не пришли и назавтра. К ночи Зяма остался без курева и пошел к городским воротам, в шалман. Стуча кронами пальм, дул сильный сырой ветер. Вдалеке взревел мотор. Зяма и бежевая машина достигли пешеходного перехода одновременно и остановились.
В машине сидел Стасик с мокрым чубом на лбу. Он был совершенно пьян. Его полузакрытые глаза видели только красный огонь воображаемого светофора: красный свет сменился желтым. Зеленым. Бежевый «пежо» рванул с места и исчез.

Примечания:
1.Днюха – день рождения.
2.Кодкод (ироническое) – младший командир израильской армии.